Понятие «татуировка» попало на большую землю во второй половине XVIII века, благодаря английскому путешественнику Джеймсу Куку. Тогда – первобытная форма живописи, азбука идентификации у племен, сегодня – вид авангардного искусства, способ самовыражения, форма протеста.
Гордый лев красуется на плече ведущего солиста Большого театра Игоря Цвирко. Татуировка в его жизни – первое самостоятельное решение, принятое независимо от мнения родителей и окружающих. Игорь объяснил, почему выбрал изображение льва: «Я долго искал и думал, что бы я хотел сделать, и все сложилось, будто пазл! Моим любимым персонажем в детстве был Симба, сына зовут Лев, а ситуация, после которой я решил его набить, была похожа на борьбу за лидерство в прайде. Лев – глава прайда, царь зверей».
Отношения Игоря с татуировкой осложняются тем, что порой танцовщик обращается в роль, где не всегда татуировка оказывается к месту. «Перед премьерой я узнаю у автора хореографии, можно ли выходить с тату. Если что, я прибегаю к театральному тону, маскирую ее под кожу, сверху наношу немного пудры, и все!» Но бывало ли такое, что рисунок добавлял акцент образу? «Да, мой лев мне пригодился на отрывке из балета “Thin skin” на музыку Пэти Смит в хореографии Марко Геке, который я исполнял на конкурсе «Большой балет» на телеканале «Культура». Тогда педагог сказал мне: «Классно, Игорь! Тебе подходит!» Я танцевал с голым торсом без каких-либо тонов».
У Игоря есть желание повторить опыт, однако, что именно он сделает, пока неизвестно. «Я отношусь к этому серьезно, потому что это навсегда останется со мной и в моем сердце. Скорее всего, сделаю что-то, связанное с женой», – предполагает артист.
Татьяне Мельник понадобилось несколько лет, чтобы решиться на татуировку. Тату-история балерины Венгерского театра поистине нестандартна и насыщена перипетиями: «О татуировке я мечтала, но боялась жуткой боли. Но на тот момент, когда все-таки решилась, я была на больничном с переломом плюсни. В то время я нуждалась в переменах. Очень хотела сменить театр, стать лучше, чего-то добиться, но боялась сделать шаг вперед. И я решила начать с тату, для начала перебороть страх боли. И после все начало двигаться. Я взяла вторую премию на московском конкурсе, вышла замуж и сменила театр. Это тату для меня как талисман».
Изображение расположено на стопе балерины под косточкой и выражает бесконечную любовь Татьяны к ее семье и дорогим людям. Артистка отмечает плюсы такого расположения своего талисмана: тот факт, что он не слишком часто попадает на глаза, и то, что трико и пуанта полностью изображение скрывают, отчего нет надобности его маскировать. Татьяна не планирует останавливаться на одной татуировке, ведь после первой прошло уже пять лет.
У нашей следующей героини татуировок несколько. «Мои татуировки не несут никакой смысловой нагрузки. Я не люблю связывать что-то с жизненными ситуациями, ведь они останутся в прошлом, а надо двигаться дальше, плюс взглядам и мнениям свойственно меняться! Поэтому мои тату просто красивые», – откровенно рассказывает прима-балерина театра «Кремлевский балет» Екатерина Первушина. Эскизы Екатерина подготавливала сама, отталкиваясь от того, что будет гармонично смотреться на теле, и обращалась к разным мастерам. В итоге ее тату – надпись и перо как символ легкости. У Екатерины есть новые задумки. Остается определиться, где именно на теле незаметно для сцены их воплотить.
Прима-балерина Театра балета Бориса Эйфмана Мария Абашова не тратила время на долгие раздумывания. В один день набила тату и станцевала вечерний спектакль. Обдумав все немного погодя, она с сожалением говорит: «Жаль, что тогда мне не пришло в голову сделать маленький знак бесконечности на пятке». Китайский иероглиф внушительных размеров, означающий вечность, находится на пояснице Марии. Что именно бить, балерина выбрала спонтанно: «Я объяснила мастеру на школьном английском и языке жестов (дело происходило в Сиэтле, во время моих первых гастролей в Америку с труппой Эйфмана), что я хочу, и на следующий день он сделал несколько эскизов, из которых я выбрала свой «шедевр». На наш вопрос об еще одном рисунке на теле отвечает: «Повторить? Нет».
Алексей Любимов подходит к выбору, нанесению и ношению татуировки очень серьезно. У него выработана необычная философия, позволяющая привносить в тему несмываемого боди-арта новые смыслы: «Для меня татуировка – это необходимость. В тот момент, когда я иду в салон, я, скорее, не могу себя представить без нее, чем переживаю, стоит или не стоит ее делать». Большинство тату артиста – его личные рисунки, остальные – символы. Расшифровывать каждую Алексей не стал, ведь, согласно его идеологии, они – часть образа обладателя, формирующие и дополняющие его, поэтому пусть и далее продолжают нести в себе элемент загадочности.
Алексея с балетом, как и многих танцоров, познакомила мама, которая не без иронии реагирует на все продолжающуюся тату-историю ведущего солиста музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко: «Прекрати рисовать на моем ребенке!». Перед выступлениями приходится прибегать к разного рода маскировкам. Алексей делится опытом: «Однажды я танцевал в Гамбурге у Ноймайера, их гримеры закрашивали все мои тату каким-то специальным тоном, который продержался весь трехчасовой спектакль и абсолютно не пачкался. У нас, к сожалению, таких средств нет. Поэтому приходится что-то заклеивать пластырем, что-то закрашивать обычным тоном». Перманентности чернильных изображений Алексей не боится и объясняет это тем, что «жизнь не так утомительно долга, чтобы татуировка успела надоесть». История нательной живописи, уверен артист, да и мы надеемся, продолжится, даже эволюционирует, ведь Алексей уже отмечает: «Она становится все вдумчивее, бескомпромисснее и органичнее, запечатлев в себе ключевые вехи моей судьбы».
Надпись «Мама – мой ангел» с одним крылом мы видим на левом запястье Ксении Жиганшиной, балерины Большого театра. Тату, как нетрудно догадаться, Ксения посвятила маме: «Когда смотрю на это тату, понимаю, что все преодолимо! Все боли, расстройства или неудачи». Татуировка для нее – результат накопившихся эмоций, а сейчас – безвременное напоминание о дорогом сердцу: «Это случилось ночью! Я сорвалась из дома и поехала делать это тату. По моментальному эскизу мне тут же набили слова под крылом, означающие, что я всегда под маминым крылом, что я рядом, даже если физически далеко!» Ксения трепетно относится к своему крылышку и также внимательно отнесется к повторению тату-подвига.
Мы пообщались с артистом труппы современного балета Нью-Йорка Complexions, созданной в 1994 году хореографами Дуайтом Роденом и Дезмондом Ричардсоном и призванной совместить в своем творчестве танцевальные методы, стили и даже культурные особенности разных народов. На сегодня Complexions – одна из известнейших контемпорари-трупп в мире. Терк Левис танцует в Complexions c 2010 года. Он записывает важнейшие моменты жизни на своем теле, как в личный дневник.
Как и для Ксении, для Терка татуировка – напоминание о родных людях. Изображение гейши на руке танцора и роза на внешней стороне правой кисти разработаны его бабушкой: «Она по национальности японка, а по профессии художник-акварелист». Еще одна женщина сыграла в жизни Терка особую роль – его мама: «На моем плече вытатуированы слова песни, написанной мамой. Эти два человека – два источника вдохновения, о которых я всегда хочу помнить». В семье Терка никто не был шокирован решением набить тату: «К тому времени, как я решился, у каждого в семье было по татуировке». Не один хореограф пока не просил танцора маскировать рисунки. В каждой сценической роли они – часть образа.
«Я никогда не жалею о содеянном, – говорит Алессандра Тогнолони, – такой я человек».
Артистка балета Монте-Карло под руководством Жана-Кристофа Майо сотрудничает с тату-художниками не только, когда ей нравятся их работы, но и при условии, что Алессандре симпатичен мастер как человек. Балерина предпочитает не терять из виду основных памятных моментов: «У меня много маленьких татуировок по всему телу, которые появляются после пережитых радостей или печалей, ведь именно они делают меня такой, какая я сейчас».
Нет сомнений, что среди учеников балетных школ и молодых танцоров есть те, кто мечтает о татуировке, но колеблется – «бить или не бить». Специально для вас мы спросили у наших отважных героев, что бы они посоветовали в такой ситуации. Игорь Цвирко и Татьяна Мельник одного мнения: нужно обязательно взвесить все за и против и поломать голову над выбором места и самого изображения. Екатерина Первушина считает, что должен настать тот день, тот час, когда вы решитесь и с осознанием дела пойдете творить. Мария Абашова весьма категорична в этом вопросе и советует подобрать для себя другой способ самовыражения из массы возможных. «Молодым артистам советовать ничего не буду, ведь каждое новое поколение адаптировано к жизни лучше предыдущего. Это эволюция», – отвечает Алексей Любимов. Ксения Жиганшина призывает следовать своим желаниям: «Артистам посоветую делать так, как захочется. Это ваша жизнь, вам ее раскрашивать!» Терк Левис предупреждает, что балетному человеку придется столкнуться с непониманием со стороны его окружения, а Алессандра Тогнолони призывает обратить внимание, стоит ли именно этот момент такого важного шага.
«Покажите мне человека с татуировкой, и я покажу вам человека с интересным прошлым», – писал Джек Лондон. Мы говорили о людях с очень интересным настоящим и многообещающим будущим. Каждый достигал всего своим путем, но в судьбе каждого есть одно объединяющее обстоятельство, позволившее нам собрать именно такой букет персон в одной статье. У каждого есть татуировка, часто не одна, которая или сразу, или со временем приобретает статус талисмана, любимого украшения, даже памятника при жизни. После общения с татуированными балеринами и танцорами напрашивается вывод, что татуировка в повседневной жизни артиста и на сцене – это способ вдохновиться с одного на нее взгляда. А это вдохновение настолько сильно, что распространяется и на нас с вами, на зрителей, не так ли?
