Команда фестиваля «Дягилев P.S.» привозит в Петербург программу Натальи Осиповой Pure Dance, созданную для театра Sadler’s Wells. Для La Personne большая честь и счастье поговорить за несколько дней до приезда прима-балерины лондонского Королевского балета о ее новой программе.
Интервью: Ольга Угарова
Фото: Алистар Муир
Что такое «Чистый танец»?
Для меня танец — особенный язык, и он может быть абсолютно разным: на пуантах, босиком, в носках, в форме фламенко или венского вальса. Я никогда не разделяю все это и, признаться, не понимаю, когда кто-то говорит, что классика — хорошо, а контемпорари даже попытаться понять отказывается. Танец в моем восприятии — один живой организм, и мне, например, всегда хотелось работать и с тем, и с другим. Поэтому в Pure Dance попала и неоклассика Энтони Тюдора и Алексея Ратманского, и, например, мое соло «Аве Мария», где можно чуть-чуть поимпровизировать и отдаться своему настроению.
Что самое сложное в контемпорари для классического танцовщика?
Мне кажется, сейчас многие компании постоянно изучают разные техники, потому что это не дается сразу: надо работать над движением, стилем, ведь все должно получаться органично. А самое тяжелое — даже не сами приемы, а то, как танцовщики контемпорари существуют в сценическом пространстве и как чувствует себя их тело, потому что они рассказывают сюжет своей пластикой. В классическом балете все по-другому. Чтобы естественно погружаться в новое состояние, нужно много учиться: смотреть за хорошими танцовщиками, ходить на воркшопы и мастер-классы, работать с педагогами — всеми силами пытаться получить как можно больше информации.
В классическом танце в нас с детства вбивают позиции, балансы, пируэты — ты должен быть постоянно собран, поэтому даже расслабиться в классе контемпорари бывает далеко не просто. Когда после классических балетов я начинаю репетировать такое, у меня первые три-четыре дня не получается: тело элементарно зажато.
А вы помните, когда на вас произвел первое сильное впечатление современный танец, который поделил жизнь на «до» и «после»?
Я всегда это очень любила: с училища была поклонником современных компаний. В то время не было интернета, и мы все смотрели на кассетах: например, записи спектаклей Пины Бауш, балетов Иржи Килиана или Уильяма Форсайта еще с Сильви Гиллем на сцене. Помню, как нам поставили в расписание уроки джаза и модерна — учили технику «контракшн релиз». Я жутко сопротивлялась: мне все казалось устаревшим и уже давно неинтересным. Потом однажды я увидела в Тель-Авиве Batsheva Dance Company, и мое впечатление было настолько сильным, что я была готова просто остаться и танцевать с ними. Мне всегда самой хотелось исполнять контемпорари и, конечно, сначала у меня получалось плохо, хотя я и не отдавала себе в этом отчета (cмеется.). А за последние годы появились прекрасные партнеры, которые работают в разных стилях, и сложились проекты и с Sadler’s Wells, и с Сиди Ларби Шеркауи, и с Уэйном МакГрегором. Все они дают мне очень много.
Как научиться понимать современный танец?
Как и в классике (улыбается): нужно просто очень много смотреть и начинать с мастеров, которые вызывают эмоциональный отклик. Контемпорари воспринимается на энергетическом уровне: эта хореография либо в тебя входит, либо нет. По поводу современного танца часто слышишь фразы в духе: «Вот валяются по полу — я не могу смотреть!». И совершенно напрасно (смеется). Бывает, так валяются на полу, что невозможно ни на секунду отвлечься. У Шеркауи очень много фантастических композиций на полу для мужчин. Как-то для оперы «Сатьягра» он делал такую хореографию: я просто не могла оторвать глаз от десяти танцовщиков, которые что-то невероятное делали в партере — даже подумала, может, закончить свои потуги (смеется).
У вас сейчас пятый сезон в Ковент-Гарден. Лондон уже стал для вас домом?
Я очень русский человек, продолжаю читать русские книги, не люблю американское или английское телевидение. Первые два-три года все вокруг было совсем не родным. Перед тем, как заключить контракт с Royal Opera House, я очень много ездила по миру и жила буквально в отелях. Мне было сложно остановиться в одном месте. Я долго привыкала к городу, театру, хореографии. Но сейчас компания уже стала семьей, а ощущение, что тебя любят, ждут после спектаклей, принимают, подарило чувство, что ты, наконец, своя.
И как вам полюбился британский танцевальный язык!
Мне очень повезло, что Кеннет Макмиллан — абсолютно по психотипу мой хореограф. Может быть, перебраться в Лондон стоило только ради того, чтобы станцевать его спектакли и поработать с теми, на кого они фактически были поставлены. Здесь даже говорят: «Как жаль, что ты так поздно родилась и не попала в его руки!» У него масса историй, драмы, игры, открытой и чувственной пластики — язык, который мне очень подходит. Макмиллан много ставил на Линн Сеймур, мою самую любимую английскую балерину. Она невероятно женственна, сексуальна и такого выдающегося шарма – потрясающая! Я очень люблю партии, созданные специально для нее в английском балете. Мне кажется, эти роли мне близки.
На этой неделе вы танцуете «Спящую красавицу» в Ковент-Гарден, где многое сделано Фредериком Аштоном.
Он тоже один из моих самых любимых хореографов. Его музыкальность и драматургия доведены до абсолюта. Но у меня другая школа, и мне доверяют танцевать его более актерские балеты: «Месяц в деревне», «Маргарита и Арман», «Тщетная предосторожность», «Сон в летнюю ночь» и «Рапсодия» на музыку Сергея Рахманинова. А что касается его совсем танцевальных спектаклей, то я просто иду смотреть на наших английских девочек и умиляюсь, как они великолепны.
В Петербурге будет последний показ программы Pure Dance. Какие проекты у вас впереди?
Сразу хочется начать с того, что у меня есть спектакль Two Feet об Ольге Спесивцевой, который мы показали в прошлом году на Аделаидском фестивале — кстати, в нем я очень много разговариваю. Кроме этого, сейчас на меня ставит «Кармен» английский хореограф Диди Делман. А еще сбылась моя мечта: мы будем делать проект «Золушка» — это будет танцевальный фильм. С чем-то из этого я обязательно доеду до Москвы.
Почему «Золушка» — это ваша мечта?
Я безумно люблю эту музыку и образ — мы даже с Володей Варнавой делали балет про Айседору Дункан на эту партитуру. Но никак судьба не сводила меня и с тем, и с другим одновременно. В итоге я познакомилась с прекрасной девушкой, хореографом, танцовщицей, режиссером, близкой подругой моего fiance Джейсона Киттельбергера, феноменального танцовщика контемпорари. Я пришла, посмотрела, как они работают, мы сели разговаривать, и родилась такая классная идея, что мы хотим снять фильм «Золушка». Летом начнем!
Вас очень любят и всегда ждут не только в родной Москве, но и в Петербурге, где вы работали в Михайловском театре и иногда выступаете в Мариинском театре. Вы чувствуете связь с этим городом?
Мне очень радостно вспоминать период, связанный с Михайловским театром. В нем я станцевала свое первое «Лебединое озеро», «Ромео и Джульетту» Начо Дуато, «Лауренсию» с Ваней Васильевым. Много прекрасных людей и педагогов в моей судьбе – из Петербурга: например, Ирина Александровна Колпакова — с ней я работала в Нью-Йорке в ABT, – или Сергей Вихарев — очень больно поверить, что его больше нет. Когда я попадаю в Петербург, мне всегда кажется, что я возвращаюсь немного в прошлое на машине времени. Я понимаю, что здесь я не своя, но мне ужасно интересно и приятно находиться в этом городе.
В последнее время вы начали вести свой аккаунт в Инстаграм, хотя раньше игнорировали соцсети. При этом он совершенно особенный: там нет постановочных фотографий, съемок из студий, интервью. Почему он получается таким живым?
Я не хотела его вести, но Джейсон посоветовал и сказал, что это важно для тех, кто за мной следит. Я пользуюсь соцсетями не для постов о себе: мне интересно написать друзьям, посмотреть, как дела у артистов, кто какую премьеру выпустил, что происходит в мире танца. Как-то решено было завести этот аккаунт. Но я ничего не хочу придумывать: мне интересна настоящая жизнь.
Программа Pure Dance:
«Увядающие листья» (Наталья Осипова — Дэвид Холлберг), муз. Антонина Дворжака, хор. Энтони Тюдора
«Трепет» (Наталья Осипова – Джонатан Годдард), муз. Нико Мьюли, хор. Иван Перес
«В отсутствии» (Дэвид Холлберг), муз. Иоганн Себастьян Бах, хор. Ким Брэндстрап
«Грустный вальс» (Наталья Осипова – Дэвид Холлберг), муз. Ян Сибелиус, хор. Алексей Ратманский
«Шесть лет спустя» (Наталья Осипова и Джейсон Киттельбергер), муз. Deefly, Лунная соната Бетховена и Reflections of my life группы Marmalade, хор. Рой Ассаф
«Аве Мария» (Наталья Осипова), муз. Франц Шуберт, хор. Юка Ойши
Благодарим Фестиваль Diaghilev P. S. за содействие в создании материала.
