Личность Николая Блохина по праву можно назвать исключительной. Будучи выпускником Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, а позже преподавателем в альма-матер, Блохин является воспитанником и представителем русской классической академической школы живописи. В своих работах он воспевает русский характер: необычайно сильный, немного безумный, яркий, живой. Цветы кисти Блохина пахнут свежестью, люди, кажется, вот-вот заговорят, скоморохи пустятся в пляс. Искусствоведы говорят: это большая честь – знать мастера при жизни.
Николаю Блохину присуждены две престижные американские награды: Гран-при Международного конкурса Американской ассоциации художников-портретистов (Portrait Competition of the American Society of America) и приз “Best of the Show” Общества художников-портретистов Америки (International Portrait Competition of the Portrait Society of America). Его картины находятся в коллекциях музеев США, Китая и Европы, на счету персональные выставки в родном музее Академии художеств в Санкт-Петербурге и в Центральном доме художника в Москве, коллекционеры буквально дерутся за понравившиеся работы. Но, несмотря на мировое признание и известность, Николай Блохин человек удивительно скромный и простой.
Мы встретились с художником за час до открытия его персональной выставки в Москве в комплексе «Москва-Сити», чтобы поговорить об искусстве, вдохновении, о творческой работе и признании. «Посмотрим, сколько людей придет сегодня», – с улыбкой оглядывает мастер толпу, потихоньку собирающуюся в галерее.
Изучая биографию художника, понимаешь, что без вмешательства судьбы тут не обошлось. В детстве Николай скорее тяготел к спорту, нежели к творчеству. Папа считал, что мальчики должны стать инженерами, а мама настаивала на том, чтобы сыновья занимались искусством. Брат играл на скрипке, а у Николая в школе проявились способности к рисованию. Несмотря на то что на экзамене в художественную школу Блохин пытался рисовать плохо, чтобы не взяли, трюк не удался, в художку его приняли. Так начался большой творческий путь художника.
Когда вы поняли, что живопись – это ваше?
Скажем так, в детстве меня увлек сам процесс рисования, эта атмосфера, структура краски. Там происходило что-то интересное.
Вы обладаете двумя престижными американскими наградами. Как вы думаете, почему признание и известность пришли к вам на Западе раньше, чем на родине?
Я никак это не объясняю, просто так случилось. Наверное, дело в том, что я не знал про такие конкурсы в России и поэтому подал заявку туда. Потом, это же были 90-е.
Будучи преподавателем, как вы считаете, отличаются ли молодые художники сегодня от тех, прежних, которые учились с вами?
Не могу сказать, что молодые художники тогда и сейчас чем-то принципиально отличаются. Пройдет лет десять – будет более-менее понятно. Очень хочется, чтобы их поддерживало государство, выделяло деньги на обучение, стажировки, поездки, чтобы была возможность съездить в Италию, например, поучиться или отправить свои работы. Талантливые были всегда. Конечно, хотелось бы, чтобы талантливым ребятам помогали, в том числе на правительственном уровне.
Что бы вы посоветовали молодым ребятам, которые только что закончили художественный институт?
Не бояться делать то, что нравится, и не растрачивать себя на то, что не нравится. Ваша работа не должна противоречить вашим принципам. Если что-то сделано с любовью, это будет сделано хорошо, и работу заметят.
Согласны ли вы с мнением, что творческая мышца – это тоже мышца, которую нужно тренировать? Или же вы сторонник того, что нужно ждать вдохновения?
Однозначно тренировать. Конечно, есть элементы творчества, но работа – это работа. Иногда приходится себя заставлять. Встаешь утром, идешь в мастерскую, готовишь кисти, смешиваешь краски, начинаешь работу.
Тут штришок, тут немного, и что-то начинает получаться, увлекаешься процессом. Да, бывает, что есть какая-то идея, которой ты горишь вот сейчас, и надо ее реализовывать. Например, в этом году моя дочка закончила школу, и я подарил ей букет цветов. Букетик она поставила в вазу дома, он там стоял, а потом это стало картиной.
Как-то вы сказали, что картина должна «отстояться» в мастерской, прежде чем она попадет в галерею. Почему?
Все дело в восприятии. Когда долго работаешь над одной картиной, взгляд замыливается, кажется, что вот тут надо доработать, а вот тут уже все отлично. Но на самом деле нужно оставить картину на какое-то время, а потом вернуться к ней снова со свежим взглядом, и мнение может поменяться. Вообще, нужно всегда оценивать картину свежим взглядом. Мне очень нравится идея о том, что картина по-настоящему раскрывается, только после того, как она постоит какое-то время в студии. Иногда работа не нравится, но я же пишу красками, можно замазать, дописать. Бывает, я вывешиваю ее в интерьере или рядом с другими картинами, и она смотрится совсем по-другому. Важно и мнение сторонних наблюдателей. Все дело в свежести взгляда.
Так как мы издание о балете, не могу вас не спросить о ваших балетных работах. Расскажите, как к вам пришла идея писать танцовщиц?
Балет – это прежде всего красиво. Это красивое голое тело, прикрытое тканью, пластичные движения. Сначала появилась идея, потом я стал что-то пробовать. Дочь моих друзей – балерина, училась в Вагановском училище, Катя Гусарова. Она и ее подруга позировали мне. Вроде получилось красиво.
Что вас вдохновляет?
Конечно же балет! А вообще, вдохновить может музыка, природа, интересная выставка… Вдохновение в случайных моментах.
Интервью Катерина Каменецкая
Фото Дарья Ратушина