Сегодня 70-летний юбилей отмечает Галина Крапивина – прима-балерина Муз. Театра Станиславского и известный педагог. По этому поводу La Personne встретился с Галиной Николаевной, чтобы поговорить о начале ее карьеры, педагогической деятельности и об отношении к профессии.

Интервью: Карина Житкова

Фото: Личный архив Галины Крапивиной 

Галина Николаевна, начну, пожалуй, с самого традиционного вопроса. Как Вы попали в балет?

Попала совершенно случайно. Родители были далеки от балета, моя подружка ходила на хореографию, и меня пристроили к ней, мне тогда было семь лет. Мы занимались в Доме Пионеров. Нашим педагогом была бывшая артистка Большого театра, и она посоветовала моей маме попробовать поступить в хореографическое училище. И когда мне исполнилось десять лет, я пошла поступать, и меня взяли. Московское училище тогда было на Пушечной. Первый раз на спектакль в театр я попала только во втором классе училища, помню, это была «Жизель» и, кажется, это было последнее выступление Галины Улановой – вот таким было мое первое соприкосновение с настоящим балетом! У меня были невероятные впечатления, я прорыдала весь следующий день – настолько меня тронул этот спектакль. В течение, наверное, месяца я жила им, проигрывала все роли, протанцовывала их.

В хореографическом училище

Кто были Вашими педагогами в училище? 

До шестого класса моим педагогом была Елена Николаевна Жемчужина, она закончила Ленинградское хореографическое училище, была последней ученицей Агриппины Вагановой. У нее была прекрасная балетная школа, она воспитывала нас и внутренне: советовала, что нужно читать, как развиваться – это очень ценно. Елена Николаевна долго преподавала в ГИТИСе, потом уехала в Германию. Мы до сих пор с ней поддерживаем связь. Она очень живая, деятельная, еще и рассказывает в какой театр нужно сходить, что смотреть, какую выставку посетить.

Выпускалась я у балерины Большого театра Людмилы Константиновны Черкасовой, она тоже нам очень много дала в плане танцевальности. По характерному танцу у нас был великолепный педагог Константин Борисович Рихтер, этот предмет мы обожали, и до сих пор я очень люблю характерные танцы.

Амур, выступление в Большом театре.

По окончании училища Вас пригласили в Музыкальный театр Станиславского. На какое положение Вас взяли?

Тогда редко брали сразу на положение ведущих артистов. Я пришла в театр и стояла и в кордебалетных, и в небольших сольных партиях. Уже на первый год я станцевала адажио и па-де-катр в «Лебедином озере», Владимир Павлович Бурмейстер доверил мне партию Возлюбленной в «Штраусиане», мне было только 18 лет, а это была практически ведущая партия. На следующий год он ставил балет «Белеет парус одинокий» на меня, Михаила Крапивина, Вадима Тедеева. Это детский балет, но очень интересный, мы получали от него огромное удовольствие.

Хочу сказать о педагогах. В театре сначала моим педагогом стал Наум Маттаньевич Азарин, а большую часть своей карьеры я работала с Аркадием Александровичем Николаевым и Ниной Николаевной Чкаловой. Очень им благодарна за все!

Как Вы считаете – все артисты должны проходить кордебалет или, если видно, что человек талантлив, можно сразу начинать с сольных партий?

Я придерживаюсь того, что в таком случае надо начинать с маленьких партий, не с глухого кордебалета, но небольших вариаций, двоечек, троечек. Ведь, выйдя из училища, артисты морально не готовы еще к такой трудной и ответственной работе, которая нужна в театре.

Какая была Ваша любимая партия в театре? 

Я была очень молода, когда только пришла в театр, у меня был роман, особо не до балета было. На что мой педагог Наум Маттаньевич сказал: «Если хочешь танцевать, то обязательно нужно каждый день ходить на класс». Как раз в то время наш руководитель Алексей Виссарионович Чичинадзе ставил «Золушку». Я попала в состав. Это была невероятно интересная работа, я помню, что в зале мы проходили не только со своими партнерами, а со всеми, кто оставался на репетиции, мы отдавали все свои силы этим репетициям.

На репетиции с Виолеттой Бовт

То есть можно сказать, что Ваша первая ведущая партия была поставлена на Вас.

Да, практически. Вообще, было множество спектаклей, которые я обожала – это и «Эсмеральда», и «Франческа да Римини», и «Дон Кихот», и «Коппелия», и «Шакунтала».

В роли Черного лебедя

Трудно выделить один. Как раз вчера смотрела передачу про Владимира Васильева, он хорошо отметил, что проще сказать, какие нелюбимые. Конечно, те спектакли, которые «легли» на тебя и ты чувствуешь, что можешь станцевать их лучше, чем кто бы то ни был – они и любимые. А если чувствуешь, что тебе тяжело, не хватает каких-то данных – с ними сложно. Например, мне тяжелее всего было танцевать «Лебединое озеро», всегда казалось, что мне не хватает пропорций, которые должны быть у лебедя, не хватает данных, широты, мощи. Я все равно любила этот спектакль, но было тяжело.

Вы считаете, что система амплуа в театре важна?

Конечно! Раньше Владимир Павлович Бурмейстер ставил «Снегурочку», «Эсмеральду» на хрупких, маленьких балерин и в противовес на мощных, крупных ребят, чтобы партнерша выглядела невесомой, воздушной на их фоне. Сейчас это ушло, поэтому пропадает то, что задумывал балетмейстер. То же касается и классических спектаклей – кому-то идет «Дон Кихот», кому-то «Лебединое озеро». И это нормально.

В роли Снегурочки

Когда Вы поняли, что хотите быть педагогом? Или это естественно пришло?

Честно говоря, когда танцуешь, не задумываешься об этом. Помню, когда мы ездили в поездки (а их было очень много), я давала классы, репетировала что-то. Я очень много работала в Японии, где танцевала сама и занималась с детьми и взрослыми. Поэтому у меня как-то само собой так случилось, очень плавно. Последние лет десять, когда я еще танцевала, уже вовсю давала классы и работала с солистами и с кордебалетом.

С мужем Михаилом Крапивиным

Вы ведь много танцевали с мужем Михаилом Крапивиным?

Да, вся театральная жизнь бок о бок.

У Вас уже наметилась настоящая балетная династия: все, кроме Димы (внук Галины Николаевны, по окончании МГАХ был принят в Большой театр – прим. ред.) служат в Муз. театре Станиславского. Я знаю, что между супругами на репетициях частенько бывают сложности, а как проходит процесс работы с детьми?

Мне, наверное, очень повезло с моими детьми и внуками, с Наташей (Наталья Крапивина, прима-балерина Муз. театра им. Станиславского — прим. ред) у меня проблем никогда не было, она очень доверяла мне, а я не давила на нее, не ломала индивидуальность. Она сама по себе очень умная и развитая, нам всегда было интересно работать. Мы даже не скандалили ни разу. Вот когда они уже начали с Георги работать, там стало потяжелее, но так как с Гошей репетировал Аркадий Александрович Николаев, он все хорошо понимал и нивелировал ссоры. 

А внук, он настолько самостоятельный, очень доверял своему педагогу в училище, что с ним никто из нас особо и не занимался. Ему было некогда, потому что он и сам весь в работе был в училище. Сейчас в Большом театре он работает с Владимиром Никоновым, и мы приходим только на спектакли, не вмешиваемся в его творчество. Очень довольны, что он такой самостоятельный у нас.

Семья

Когда я еще работала в театре, помню, что Вы не разрешали уходить с классов. В моем случае это было правильно – меня надо было иногда заставить, но ведь бывают разные ситуации: что-то болит или просто усталость накопилась. Сейчас вы также строги к артистам в плане посещения классов? 

Класс – это наша жизнь, ты сама это знаешь, это как встать, умыться и позавтракать. Класс – это все! Меня так приучили с первого дня в театре. Как говорили старые педагоги: «Главное дойти до класса и сделать станок». Потому что потом прыжки и «пальцы» делать одно удовольствие. Станок – самое сложное, вернее, сложно заставить себя его сделать. Когда уже появляются травмы, тогда понимаешь, насколько он важен.

Сейчас и у нас в театре, и в Большом основная часть труппы делает станочек и уходит. Но мы же тоже смотрим спектакли, репетиции и видим у кого какая нагрузка, кому правда нужно отдохнуть, а кто просто ленится или считает, что для его репертуара ему достаточно и станочка. В каком-то смысле у нас действительно репертуар такой, что и правда не сильно хочется заниматься иногда (я имею в виду кордебалет), но это зависит от каждого. Если ты посвятил себя этой профессии, ты должен держать себя в форме и выполнять то, что должен, а не отбывать повинность. 

Самое интересное, что до конца класса обычно остаются те, кто привык работать всю жизнь, кто танцует спектакли и кому, может быть, как раз это и не всегда нужно.

Я стараюсь тех, кто уходит, пристыдить и заставить остаться хотя бы до ферме. Это главное движение в классе. Как иначе?..

Сейчас такой разнообразный репертуар в театре – классика, современные постановки. Артистам нужно уметь все, быть универсальными. А после длительных постановочных репетиций современного балета довольно сложно возвращаться к классической форме.

Да, но я убеждена, что в хорошей классической форме артисту не составит труда танцевать современное что-то, а вот наоборот это не работает.

На репетиции

Как вы думаете, сказывается ли это сейчас на общем уровне труппы?

Конечно, ведь получается еще и так, что работает одна группа в театре, а основная масса не занята и выходит из формы. У каждого своя жизнь: дети, дела – и становится проблемой просто приходить на класс, ведь нет стимула, нет работы. А это хуже всего. 

Раньше ведь тоже такое случалось, что в постановочном процессе были заняты не все артисты. Как с этим справлялись?

Основная масса все-таки работала, и от того, что было много классических спектаклей, всем приходилось держать себя в форме. 

Спектаклей в месяц было больше, чем сейчас?

Да, хотя раньше у нас было всего два репетиционных зала и сцена. Сейчас две полноценные сцены и намного больше репетиционных пространств.  Раньше всегда в начале сезона была оркестровая репетиция перед первым спектаклем, перед вводами в ведущие партии. Сейчас почему-то не получается этого сделать, не хватает времени.

Галина Николаевна, сейчас мы все находимся в сложной ситуации, артисты находятся на самоизоляции, без выступлений. На ваш взгляд, как отразится это на театре, на людях театра?

После спектакля с Владимиром Кирилловым

Наверное, изменится многое, но те люди, которые хотят танцевать, они находят  время и место для занятий, стараются поддерживать свою форму, насколько это возможно. Я смотрю, как собираются группы онлайн и насколько серьезно занимаются, насколько стараются не потерять форму. На пятачке 2х2 метра делают и урок на «пальцах», и прыжки. Мне иногда до слез приятно, что люди не хотят потерять свою профессию, мечтают поскорее выйти на работу не потому, что хотят зарабатывать, а потому, что хотят на сцену. Я горжусь ими.

Это сложное время для всего мира, но думаю, что ни один театр не хочет потерять балет. Мне кажется и для наших зрителей будет важно, что за это время театр не станет хуже, не потеряется, а сможет снова стать той отдушиной, которой был для них раньше. Ведь даже во время войны люди ходили в театр, потому что им это нужно. Будет трудно первое время, но наше искусство не пропадет. 

Если бы Вы стали художественным руководителем балета, что бы Вы сделали в первую очередь?

Я об этом не задумывалась и никогда не хотела. Я бы не смогла, у меня не тот характер, я не могу давить на людей. В этой профессии без ежовых рукавиц не обойтись.

Ваши ученицы не раз отмечали, что Вы молоды душой. Я присоединяюсь к ним, и прошу рассказать, как Вам это удается.

Может быть, у меня это наследственное. Мой папа до старости был молод душой, он, так же как и я, не любил давить на людей. Я занимаюсь аутотренингом, если меня что-то расстраивает, я, приезжая на работу, оставляю все в машине. Придя в театр, понимаешь, что у каждого артиста своя жизнь, радости, проблемы и болячки, и если я еще буду давить их своим настроением, то это никуда не годится. Надо оставлять все за дверью.

Моя жизнь так складывается, что рядом со мной все время молодежь: мои дети, трое внуков. Каждое утро они улыбаются мне, и тут не может быть плохого настроения. Я беру от них положительную энергию и отдаю им свою, поэтому, наверное, и душа сохраняется молодой.