Сначала я до конца не понимал, куда иду. Тем не менее, насильно меня учиться не отправляли — я шел сам: в моем городе Тосно под Петербургом я занимался в балетном кружке, и танцевать мне нравилось. Конечно, осознанное чувство движения пришло в старших классах — в первых меня мало занимали в учебном репертуаре, потому что я был слишком высоким. Но я не относился к этому, как к трагедии — просто продолжал заниматься и работать.


 

Чем раньше начинаешь танцевать разную хореографию, тем лучше. Еще в юношестве надо учиться ломать корпус, двигаться быстрее-медленнее. В старших классах таким новым опытом для меня стал балет Начо Дуато «Мадригал». В то время хореограф работал в Петербурге и подарил эту постановку Академии. Тогда я не представлял, насколько Дуато знаменит и как круто с ним работать. Может быть, это и хорошо — не было закрепощенности.  Было очень интересно: в Академии мы никогда не делали ничего подобного в смысле пластики. Надо сказать, что и профессиональной труппе просто необходимо регулярно танцевать современную хореографию. Балеты Баланчина и Форсайта, «Этюды» Ландера — вызов, проверка на прочность, необходимость для артистов. Как музыкальные гаммы для пианиста — это держит в тонусе.


 

Нарратив не обязан сопровождать балет. Достаточно того, что на сцене есть мужчина и женщина — вот и сюжет, как говорил Баланчин. Дальше смотрите танец, любуйтесь им. Мне близок чистый танец. Конечно, на восприятие бессюжетных постановок оказывает колоссальное влияние опыт, жизненный и художественный. Например, если говорить о «Балете №2», я не посвящал его определенному советскому периоду. Просто обратил внимание, что многие сейчас рефлексируют на тему недавнего и, как кажется, светлого прошлого, и мне просто хотелось показать атмосферу той эпохи. Наверное, бессюжетные формы, как и традиционные нарративные, скоро себя исчерпают, и уже сейчас надо начинать искать новые подходы.


 

В детстве я занимался в музыкальной школе. Правда, всего несколько лет, но именно музыка для меня стала первичной в балете, ведь это основа хореографии. Я слушаю музыку и вижу движение. Когда еще только задумывал «Русскую увертюру», то остановился именно на этом сочинении Прокофьева, когда просто ехал в автобусе с плеером.


 

Мне нравится ставить движение в любом виде и при любых обстоятельствах. Однажды даже в Нью-Йорке поставил небольшой перфоманс с местным художником. С оперными режиссерами в качестве хореографа я работал три раза. Когда только прошла премьера моего балета Cinéma, меня пригласили поставить вальс, полонез и мазурку для спектакля Грэма Вика «Война и мир».

Я подготовился заранее, и вот завели ко мне в зал сорок артистов, некоторые из которых были значительно старше меня. Мы начали разговаривать, и тут стало понятно: они меня даже не слушают. Это было очень тяжело, но я нашел выход из ситуации: пришел в режиссерское управление балета, сказал, что не имею пока никакого веса, и мне нужен репетитор. Прислали сотрудника, который очень давно работает в театре, и все пошло как надо — танцы я поставил за четыре дня.


 

«Русская увертюра» случилась очень интересно. Я узнал, что у Антона Пимонова есть идея поставить балет на Второй скрипичный концерт Прокофьева, и предложил ему вместе сделать вечер-посвящение композитору — в театре как раз бурно отмечалось 125-летие со дня рождения Прокофьева. Начал искать сочинение, которое было близко на тот момент. Сначала «Русская увертюра» мне показалась странной — совсем не балетной, — но на десятый раз прослушивания решил: надо брать. С точки зрения хореографии это самый непростой мой балет: он очень быстрый, и в нем много движения. Некоторые артисты говорят, что ничего сложнее в театре не танцевали.


 

В 2015 году я поставил к творческому вечеру Игоря Колба балет на тему барокко «Дивертисмент короля». Мы переслушали множество танцевальных номеров из опер Жана-Филиппа Рамо и составили из них сюиту по всем правилам барочных сюит. Главный герой получасового спектакля — король, который выходит в образах пьяного матроса, волшебницы Армиды и самого себя. Все выходы объявляет церемониймейстер, который говорит на искусственно состаренном французском языке: текст переводили с русского языка, а написал его автор либретто Богдан Королек. Когда я готовился к постановке, очень много смотрел, как восстанавливают танцы времен двух Людовиков, Короля-Солнце и его отца. Но в хореографии почти нет реальных элементов старинного танца, это стилизация, а в основе — все та же любимая мной неоклассическая лексика.


 

Два года назад на гастролях в Нью-Йорке я познакомился с директором Балета Атланты, и после просмотра «Дивертисмента короля» он предложил мне сотрудничество. Мы выбрали музыку Александра Черепнина – Концерт для губной гармоники с оркестром, очень эффектная виртуозная пьеса, но ее мало кто знает. В августе 2017-го я приехал на Западное побережье и начал ставить балет. Надо сказать, никто не обращал внимания ни на мой английский, ни на то, что я молодой хореограф из России — все просто работали по шесть часов в день, даже второй состав. О чем балет? О постоянном активном движении, бытового сюжета в нем нет. Конечно, первая ассоциация со звучанием губной гармошки — Дикий Запад и вестерны, а у меня в голове к этому прибавляются ночные виды, эпизоды из книги Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков» и тополиный пух во дворе в июле.

Автор Ольга Угарова

Фото Ира Яковлева