«Я запретил себе ностальгию»
Рудольф Нуреев
В 19:00 дан только второй звонок. Уже ясно, спектакль задерживают. Все, кто сегодня пришел в Большой, ждали этого полгода, не страшно потерпеть еще пять минут. Один раз эти ожидания уже рухнули. Сейчас атмосфера обострилась. Ждут либо скандала, либо эйфории. Перед режиссером, хореографом, артистами и руководством четкая задача — оправдать. Обратного пути не будет.
Юрий Посохов готовил «Нуреева» по сценарию фильма, которому не судьба быть снятым. И спектакль получился кинематографичным. Декорации менялись словно дубли в кино, смена сцен происходила прямо во время действия: монтировщики разворачивали и меняли тканевые задники, относили бутафорию и приносили новую, балетный зал вмиг превращался в сцену Дворца культуры, артисты переодевались перед зрителем. В мгновение ока менялись костюмы, за ними образы, а за образами хореография. Ученики Александра Пушкина в первом отделении превратились в рабочих и колхозниц с помощью полотняных штанов и красных сарафанов. Нуреев Артема Овчаренко без устали сменял наряды и почти не покидал сцены, в традициях своего героя.
Жизнь Рудольфа Нуреева представляла собой калейдоскоп событий. У создателей балета была непростая задача – показать, как было на самом деле, не потеряв достоверности и красочности каждой жизненной картины. Поэтому в обоих действиях акценты ставятся на судьбоносные встречи, главные партии, решения и начинания, которые и сформировали Рудольфа Нуреева как личность и артиста.
Массовые сцены поставлены в лучших традициях хореографа: сложная расстановка кордебалета, обилие поддержек, падающие арабески.
Именно кордебалет становится повествователем перемещения Нуреева во времени. Сначала Запад врывается в судьбу артиста словно цветной вихрь из модов (прим. ред. направление в моде 60-х) в идеально сидящих костюмах и коротких платьях. Они переодевают 23-летнего Нуреева в знаковые берет и шарф. Затем Булонский лес, где действующие лица — трансвеститы. Стоит заметить, что постановщикам удалось сохранить в этой сцене тончайшую грань между волнующим, неординарным и вульгарным, отталкивающим. Мужчины на каблуках и в платьях сначала шокируют Рудольфа, но затем томная мелодия завлекает в танец и его. Во втором акте свита чествует своего Короля Солнца с перьями на головах, а их предводитель в золоте, бархате и парче, сидя на коврах буквально вносится в пространство сцены на руках своих слуг.
Очень лирична часть под названием «Эрик», повествующая о сложно сплетенных взаимоотношениях между Рудольфом Нуреевым и Эриком Бруном (Влад Козлов), о которых лучше любых слов расскажет язык танца. Столько было разговоров об этом дуэте, но ничего пошлого в нем не свершилось. Лирический дуэт, красивая музыка.
«Свобода для Нуреева заключалась в том, чтобы следовать за своим талантом», – говорит Юрий Посохов. И все, что делал в своей жизни танцовщик, этому подтверждение. Дружил с теми, кто научил грамотно талантом распоряжаться. Танцевал там, где была возможность показать тот самый талант в полную силу. А показывал так, что ни у кого не оставалось сомнений, и до сих пор нет, в масштабе этого таланта.
В спектакле удалось показать некоторые грани нуреевского дарования. Например, в сцену «теней» из третьего акта «Баядерки» Кирилл Серебренников и Юрий Посохов решают ввести наравне с балеринами танцовщиков мужчин, указывая на новаторский талант Нуреева относительно преображения и возведения мужского танца на столь высокий уровень женского.
Даром Нуреева восхищались, ему удивлялись, его боялись. Нуреев, в свою очередь, прекрасно об этом знал и этим пользовался. Педагоги жаловались на его поведение, а он демонстративно тянул коленочку, краем глаза поглядывая на одну из способных учениц, которая, старательно исполняя па, в это же время поглядывала на Рудольфа. Оценивали его, он оценивал в ответ.
Но важнее всего, что личность Нуреева собирала вокруг себя интересных людей. Рудольф не только брал от знакомств знания и опыт, он давал нечто большее взамен. О людях, с чьими жизненными путями пересеклась жизнь Рудольфа, много говорится в двух сценах под названием «Письмо к Руди». В разделе «Ученик» собраны письма Шарля Жюда, Манюэля Легри и Лорана Илера. Исполнитель один – Денис Савин. В «Диве» солировала Екатерина Шипулина. На экран над сценой были вынесены слова из писем партнерш Нуреева Аллы Осипенко и Натальи Макаровой. Задача артистов была «протанцевать» каждую из пронизывающих строк. И Денис, и Екатерина появлялись из огромных белых дверей, вынесенных на середину сцены, будто раскрывая душу в словах к Нурееву и снова ее закрывая.
У Артема Овчаренко Руди получился озорной, немного коварный, топающий ногой о сцену. Получился и диктатор, эксцентрик, ругающий танцоров и с хладнокровием вращающий вокруг себя балерин. Получилось отчаяние, немые мысли о Родине, невысказанное одиночество.
Синтетичность «Нуреева» не только в совмещении балета с оперными элементами, приемами кинематографии, дикторского искусства. Работа бы не стала полноценной, не будь исполнитель главной роли способным сыграть Нуреева во всех оттенках, задуманных авторами произведения.
Несколько слов о символике балета. В первом действии балетным станком ученикам Ленинградского училища служили железные ограждения, которые ставятся обычно в центре города во время праздников или любых массовых шествий. В сцене перед побегом Нуреева за границу эти ограждения превращались в средства обороны, в защиту от артиста, которыми вооружились советские артисты и советский народ в то время. Неоднозначна и роль окон. В период жизни Руди в СССР окна занавешены, а в европейских сценах тонкие занавески развиваются ветром свободы.
Первое действие открывается сценой аукциона, где коллекция предметов интерьера, костюмов, личных вещей Рудольфа расходится по рукам нетерпеливых покупателей. Аукцион зафиксирован в программке только в начале первого действия, на самом же деле торги проходят лейтмотивом спектакля. Нуреев отходит от станка после балетного класса – с него снимают рубашку и продают. Рудольф записывает первые впечатления о поступлении в Ленинграде в личный дневник, как тут же находится желающий обменять его на деньги. Он позирует для Ричарда Аведона, в тот же миг фотографии уходят с молотка. Наконец, в финальной сцене Рудольф дирижирует, но палочку не отдает. Его можно раздеть, можно обобрать, но единственное, что у него нельзя отнять, это то, что он был дирижером своей жизни, своего искусства.
Большой театр и вся постановочная группа проделали огромную работу по выявлению наиболее знаковых аспектов судьбы Нуреева и по знакомству с ними российской публики. Наконец-то, подобный спектакль можно смотреть, можно ставить. Но ничего в эти выходные бы не произошло, не появись в 1938-м году в поезде, пересекающем Сибирь, того, кого мы снова и снова открываем для себя под грифом Рудольф Нуреев. Спасибо ему за то, что подарил возможность танцевать о себе, смотреть о себе, только узнавать и уже ностальгировать.
Артем Овчаренко
