Вам не страшно от того, что с вами происходит? Постановки в труппе Жана-Кристофа Майо, эпичный балет «Ярославна» в Мариинском театре, грядущая премьера спектакля «Золушка» с Натальей Осиповой.

Я уже привык к этим систематичным случайным совпадениям. Прав тот, кто работает. Этот совет мне дал хороший друг, и я пытаюсь ему следовать. Но все, что происходит вокруг, только кажется стечением обстоятельств. Однажды, в полуподвальных помещениях Питера появился балет «Пассажир», он получил «Золотую маску» и дал «зеленый свет» другим проектам. Игорь Колб, узнав, что я больше не работаю в Петрозаводске, предложил мне работу, благодаря которой стало возможно мое сотрудничество с балетными театрами Петербурга. Участие в «Весне священной» Мартина Форсберга побудило уйти из театра и начать поиски собственного пути развития.

Что в вас поменялось, когда вы увидели балет Форсберга?

В 2011 году мы вместе с Мартином ставили в Музыкальном театре Республики Карелия балеты на музыку Стравинского: я работал над своим первым спектаклем большой формы «Пульчинелла», а его пригласили из Швеции создавать «Весну». На тот момент он уже сотрудничал с датскими, британскими и бельгийскими труппами. Его авторитет очень давил, тем более, я был занят у него как танцовщик и видел работу изнутри. У Форсберга все получалось легко, живо, вскрывались интересные смыслы. У меня внутри творился моральный ад, а недостаток опыта и знаний переживался на тот момент достаточно сложно. Примерно в то же самое время появился широкий и свободный интернет-доступ к информации. Я наткнулся на записи балетов Анжелена Прельжокажа, и пришло странное ощущение: моя творческая жизнь проходит мимо – надо искать, учиться, выбираться из изоляции. Так я покинул театр в Петрозаводске, купил билет на самолет и поехал на кастинг к Прельжокажу. Правда, из-за визы пришлось вернуться обратно в Петербург (Смеется), хотя и удалось пройти отбор из 200 танцовщиков на гастроли балета «Белоснежка».

Значит, ваш путь проходит не без препятствий?

Конечно. Начиная с того, что мои первые педагоги Оксана Бойко и Андрей Санников уехали из родного Кургана в Ханты-Мансийск, куда я сбежал за ними, и заканчивая тем, как руководители Петербургских компаний не пускали заниматься классом – спасибо Валерию Михайловскому: он был первый, кто разрешил посещать его уроки, что меня очень поддержало тогда. Но все трудности испаряются, а опыт остается. Анализируя путь, я часто обращаюсь к детству, к началу, и прихожу к выводу, что мои первые представления о мужской и женской энергии сформировали еще преподаватели в Кургане: она была тонкой, очень изящной, а он – мощным и эксцентричным, работал большими мазками. Это зерно, трансформируясь, находя новые способы выражения, живет во мне и сейчас. В институте в Ханты-Мансийске мы учили ритуальные танцы народов севера – позднее я их использовал в спектакле «Шинель.Балет» (реж. Максим Диденко — прим. ред.). Каждый день жизни дает возможность получать знания, которые потом перерабатываются, преобразовываются, смешиваются друг с другом, а применяя этот опыт, ты уже изобретаешь нечто свое.

      Владимир Варнава и Ольга Бобкова

Ваши независимые работы и есть реализация полученных знаний?

Скорее, наоборот. Благодаря тому, что я создаю проекты для себя вне продюсерских заказов и театров, получились театральные «Ярославна» в Мариинском, «Поцелуй феи» у Жана-Кристофа Майо и многое другое. Одно питает и поддерживает другое. Я исследую танец и движение в своих собственных независимых спектаклях, где я менее ограничен временем, расписанием артистов и сроками, которые в театре обычно не превышают два с половиной месяца (смеется). В нашей лаборатории – сегодня это петербургское пространство Escabo Stage – мы вместе с артистами идем к чему-то важному для нас самих, к самоидентификации в поле мирового современного танца, не боясь потратить лишний час-два-три на поиск пластических решений. Именно в такой обстановке родился балет «Видение розы» – он не обременен необходимостью планового выпуска, здесь была важна возможность захватывающего процесса, а не результата, и зритель это чувствует.

Во всех своих постановках вы работаете с конструкциями: раскладываете их, собирая потом в новые формы. Как вам удается сохранять в них целостную линию повествования?

Когда-то я начинал с очень абстрактных работ, позже увлекся драматургией в музыкальном спектакле. По сути, «Петрушка», «Пассажир», «Записки сумасшедшего», «Ярославна» – это способы конструирования или, если хотите, деконструирования сюжетного спектакля. Попытка уйти от конкретного, прямолинейного способа повествования, но при этом сохранить возможность рассказать историю. В новом же, очень важном для меня, балете «Ткани» нет такой задачи, поэтому в ход идет драматургия телесная. Здесь можно провести параллель с искусством Малевича и Кандинского: в нем сочетается эмоциональный фон с осознанным расположением фигур в пространстве и сюжетом линий. Пожалуй, именно «Ткани», где я делюсь тем, из чего мы состоим, стали концентрацией моего опыта и моих ощущений в танце сегодня.

C чего начинаются ваши спектакли?

Меня всегда волновал этот вопрос, и долго я не знал наверняка, какой ответ будет верным . Но однажды мой любимый хореограф Михаил Фокин «дал» мне совет, который проходит сквозь его мемуары – спектакль можно начинать с чего угодно. Услышал музыку – ставь, появилась идея – ставь, возникла абстрактная идея – ставь, заинтересовал сюжет, литература – ставь. Нет никаких правил: на сцене может появиться, что угодно, нужно учиться понимать контекст и не переставать пробовать – в этом смысл.

 

Фото Ира Яковлева

Интервью Ульяна Романова