Все события и встречи в жизни неслучайны! В далеком 2007 году на конкурсе в Сеуле я даже не могла предположить, что педагог, дающий ежедневный класс для участников и привезший таких сильных мальчиков из Казахстана, спустя 11 лет будет давать мне интервью! Итак, сегодня все наше внимание обращено к рыцарю танца и блестящему педагогу — Эдуарду Мальбекову.
Эдуард Мальбеков учился в послевоенные годы. Время было тяжелое. И для многих семей наличие интерната в хореографическом училище (а значит — крыши и еды) определяло выбор профессии для детей. Педагогом Эдуарда Мальбекова был Александр Владимирович Селезнев. Очень интересная личность. Артист балета, начинавший свой путь в Петербурге, танцевавший в Москве и других городах нашей страны, оказался в Казахстане. Был премьером театра города Алма-Аты. А потом, можно сказать, стал отцом балета в этой республике Советского Союза. Селезнев занимался развитием хореографического училища, приглашал педагогов из Москвы и Ленинграда, выпускал настоящих профессионалов своего дела. И Эдуард Мальбеков, уже будучи директором училища, добился присвоения ему имени Александра Селезнева.
Эдуард Джабашович, судя по международным балетным конкурсам, мужской классический танец в Казахстане на очень высоком уровне. Это, конечно, в первую очередь зависит от педагогов. По какому пути пошло развитие казахстанской классической школы?
Это всегда было слияние. Хотя Александр Владимирович Селезнев являлся в большей степени воспитанником Ленинграда. Но в училище всегда преподавали, и до сих пор преподают, педагоги, которые учились и в Москве, и в Ленинграде.
В Москве раньше проходили смотры хореографических училищ СССР. Училище Алма-Аты тоже приезжало. Вы были среди учащихся. Расскажите, как проходили эти смотры!
Да, это был 1957 год. Смотр проводился в филиале театра Советской армии. А заключительный концерт проходил в Зале им. Чайковского. Это тот случай, который перевернул мое личное представление о балете! Будем откровенны, мы показались более, чем скромно. И меня поразили другие школы и учащиеся.
Перми представлял Лева Асауляк. Блистательный, мощный танцовщик. С партнершей Шлямовой они выступали великолепно! И, конечно, Петербург, тогда еще Ленинград. На этот смотр приехала целая плеяда учеников, которые уже были звездами именно по их исполнению. Никита Долгушин вышел в вариации Альберта из «Жизели». Вы не представляете, как он был хорош! Не особо прыгающий, но линии! Духовное состояние… Это не передать словами!!! А потом вышел Юра Соловьев и танцевал старинную вариацию с луком. Я имею в виду вариацию Зигфрида из «Лебединого озера». Вы уже такую и не знаете. Это было выше всяких слов. Такие стопы, прыгучесть, элевация! Ну, и когда в завершении вышел Рудик, как мы его тогда называли, Нуреев, и станцевал сначала вариацию из «Гаянэ», а потом с Аллой Сизовой дуэт на музыку Шопена и па-де-де из «Корсара», то случился взрыв. Рудик раздавил всех! Своей техникой, своим ощущением танца! Он, правда, тогда уже держался особнячком, ни с кем не общался. Но не в этом дело. Очень понравился Володя Васильев с Катей Максимовой. У Володи не было тогда еще дотянутых стоп, той динамики, которая была впоследствии. Но когда он станцевал номер Чичинадзе на фортепианное переложение «Франчески да Римини», всем стало ясно, что этот парень хоть еще и ученик, но уже очень глубокий драматический актер!
Короче, я заговорился… Когда я увидел это всё, мне так стало стыдно! Я стал совершенно по-другому работать. Появилось другое понятие самого танца!
Но Вы же еще потом были в Москве на стажировке?
Да, мне повезло. Я год проработал в театре в Алма-Ате. И в 1959 году главный балетмейстер Д. Абиров отправил меня на стажировку в Московское хореографическое училище (оно тогда так называлось). Точнее было нас трое — Бурханов, Акбарова и я.
А у каких педагогов Вы занимались в Московском училище?
Представляете, Асаф Михайлович Мессерер. Когда он вставал и показывал, это было невероятное зрелище. Но, естественно, к сожалению, стало очевидно, что наш уровень не соответствует уровню выпускников московского училища. И нас опустили на класс ниже — в восьмой. Тогда не существовало, как сейчас это принято называть, курсов.
Нас перевели в класс Николая Ивановича Тарасова. На тот момент у него учились Миша Лавровский, Аркадий Власов. Это были такие классы, такой сложный урок. Силовой. Совершенно другие нагрузки! На износ! А ребята выдерживали железно. Но наш брат, я себя имею в виду, конечно, не справлялся с такой нагрузкой. Особенно по началу.
Народно-сценический танец давала Тамара Степановна Ткаченко. Великолепный педагог. Это было здорово!
Вы вернулись домой, женились. И с Тамарой Закировной до сих пор идете вместе по жизни. Ваша супруга тоже была балерина. Вы танцевали в паре?
Нет. Тамара – ярко выраженная классического плана девочка. Знаете, всякие па-де-де, па-де труа, маленькие лебеди, подружки. А я — все же характерный танцовщик. Это определил мне еще в училище педагог по народно-сценическому танцу — Владимир Иванович Николаев. Он долго за мной наблюдал и однажды сказал: «Ты будешь характерный танцовщик. Так что удели этому как можно больше внимания. Не халтурь!» А ведь действительно все любят немного как бы отдохнуть на этом предмете… Я, конечно, танцевал и классику, но не могу похвастаться, что я был хорошим исполнителем.
Вы слишком скромны и самокритичны!
Нет, мне повезло, что моя карьера состоялась. Я перетанцевал все сольные характерные партии. Несмотря на то, что в провинциальном театре (надо откровенно сказать, что относительно большой страны наш театр был провинциальным), не было возможности держать много ставок и делить танцовщиков по их амплуа. (прим. автора Эдуард Мальбеков танцевал такие партии, как Ротбарт в «Лебедином озере», Эспада в «Дон Кихоте», Ганс в «Жизели», Красс в «Спартаке» и многие другие).
Потом пришел новый руководитель — Заур Райбаев. Он закончил московский ГИТИС. И его дипломными спектаклями у нас стали «Франческа да Римини» и «Болеро» Равеля. Вот я танцевал Болеро. Получилось, по-моему, недурно. Я поймал ощущение успеха и немножко поверил в себя, честно говоря!
Еще один молодой талантливый балетмейстер Аюханов мне доверил, я даже удивился, номер на 13-й ноктюрн Шопена «Орфей и Эвридика». В древнегреческих тюниках. Нам очень нравился этот номер. Все было неожиданно, по-новому, свежо. А главное — появились настоящие чувства! Мы почувствовали себя не просто передвигающимися фигурами, но настоящими артистами, которые несут смысл.
Уже фактически на пенсии Вы исполнили одну из сольных ролей в современном спектакле.
Да, в 1981 году пришли в театр новые люди — Тлеубаев и Байдаралин. Они решили поставить современный спектакль. Назывался «Брат мой Маугли». Балетмейстером был Тлеубаев. А музыку рок-оперы (а по жанру это именно рок-опера) написал блестящий композитор Алмас Серкебаев, автором же сценария стал артист балета Дюсинбек Накипов. Сейчас он председатель союза хореографов Казахстана. Спектакль больше походил на мюзикл, были вокальные партии прописаны! Конечно, это вызвало огромный резонанс — как так, на сцене академического театра такой спектакль!?! Было много разбирательств, но в итоге разрешили, сказав, что зритель все равно не будет ходить. А премьера прошла с успехом. И публика валом валила! У меня была роль Табаки – вроде как роль третьего плана, но она получилась очень яркой! Потому что я очень вдумчиво подходил к каждой партии. Вот даже в таком пенсионном возрасте я оказался в неплохой форме, чтобы сделать роль запоминающейся!
Какие роли были самыми любимыми?
Главная партия Кербуги в спектакле «Аксак-Кулан», основанном на истории-легенде о сыне Чингисхана. И, конечно, Красс в балете «Спартак». После премьеры Юрия Григоровича в 1964 году весь балетный мир Советского союза жил этим спектаклем. В каждой республике была своя редакция. И у нас появилась, хоть и с опозданием — в 1974 году. Спектакль имел огромный успех. На премьере был сам Хачатурян. Все семь премьерных спектаклей мы танцевали одним составом. Моя Эгина была Людмила Рудакова.
Вот такие в моей жизни были творческие случайности. Я уверен, что это именно случайности! Я никогда не мог даже предположить, что станцую роль Красса. Ведь все мы видели Мариса Лиепу и были просто в диком восторге от его исполнения! Конечно, я был счастлив!
В итоге моему труду дали такую оценку — присвоили звание Заслуженного артиста Казахской ССР. Хотя я еще раз повторю, что не был блестящим танцовщиком! Просто я всегда работал, отдаваясь искусству танца, и чего-то достиг.
Эдуард Джабашович, а когда появились мысли о педагогической деятельности? Когда уже закончили танцевать или еще будучи артистом хотели преподавать?
Нет, знаете, я долго не начинал преподавать. Но в 1981 году Райбаев предложил мне попробовать репетиторскую деятельность. Я стал педагогом-репетитором, было сложно, не скрою. А через три года, когда я уже закончил танцевальную карьеру (а я 26 лет проработал в театре), мне предложили стать заместителем директора по художественным вопросам.
Проработав 2 года в этой должности и ощутив на себе все «прелести» (все хотят главные партии, статус и самую большую зарплату), я понял, что это не мое. Мне предложили стать директором училища. И я согласился. Это был 1986 год. Сложный год для Казахстана – волнения, восстание народа. И для меня было важно не допустить выхода на это восстание наших учащихся! Потому что я понимал, что их будут ждать репрессии.
В 1988 году я осознал, что мое место все же в репетиционном зале. И я ушел работать репетитором в ансамбль «Салтанат», который создал Райбаев (в прошлом худрук театра оперы и балета). Затем я работал во всех национальных коллективах города Алма-Аты.
Я получил высшее образование (к сожалению, я не мог закончить ГИТИС в Москве, так как у меня не было денег постоянно ездить в Москву). Уже гораздо позже в Казахстане в 90-е годы открыли хореографический факультет в институте искусств им. Жургенова. Меня пригласили вести классическое и народно-сценическое наследие.
А потом все же было хореографическое училище?
В училище меня позвали помогать вести сценическую практику. Жена моя (Тамара Закировна Мальбекова, прим. автора) уже преподавала. И ее девочкам нужны были партнеры, вот так я стал помогать им на репетициях. Параллельно я продолжал работать в ансамблях.
А в 1995 году директор училища попросил меня взять мальчишек, которые остались без педагогов. Это оказалось очень сложно! Ребята были из разных классов, с различным уровнем подготовки, смотрели они на меня недоверчиво. Месяц была просто борьба!
И вот когда я решил, что все – завтра я ухожу, они вдруг поняли наконец, для чего я так тщательно слежу за каждым движением, так внимательно отношусь к музыке. Ну и дальше мы пошли в одной упряжке. Среди учеников этого класса были Дастан Чиныбаев, Яссауи Мергалиев, Леша Сафронов. Мы не выходили из зала. Я делал все, чтобы они состоялись, и они состоялись! Яссауи — стабильный, крепкий, техничный, лауреат всевозможных престижных конкурсов. У него, по-моему, более 10 медалей, в том числе Варна, Сеул, Москва. Леша Сафронов — рожден быть премьером. Представляете, для него самое удобное положение — это V позиция! Дастан Чиныбаев — невероятно одухотворенный, наполненный, с хорошими стопами! Тоже лауреат многих конкурсов. Помимо лауреатства моих учеников мне тоже присуждали благодарственные дипломы за подготовку ребят!
Несколько моих учеников стали ведущими солистами в нашем театре. Но затем Дастан Чиныбаев уехал в Висбаден, где прекрасно вёл сольный репертуар. Но он хотел большего — Гамбург или Берлин. Он очень много работал. И, я думаю, хотя это не официальная версия, что он себя загнал, поэтому и сгорел так быстро. Дастан заболел, потом впал в кому, а затем его не стало. А через некоторое время скончался наш сын… Это было тяжелейшее испытание! И если бы не моя Тамара, я бы сейчас с вами не разговаривал. Конечно, это все меня подорвало… Повылезали разные болячки, я стал плохо ходить. Я уже, к сожалению, не могу в полную силу показывать движения. Например, в театре спектакль «Дон Кихот» я полностью готовил. Все партии, за исключением Дриад. Первый и четвертый акт «Бахчисарайского фонтана» тоже мои были. Вот такая работа в театре была. Год назад я понял, что не могу делать это, как раньше. А раз не могу, то надо уйти.
Но я работаю, веду классы в труппе современной хореографии.
Мне помогла связаться с Вами солистка театра «Астана-опера» Асель Шайкенова. Очень тепло отзывалась о Вас. А Вы с девушками тоже работали?
Асель Шайкенова — да, она сейчас солистка в Астане. Но сначала она работала в нашем театре в Алматы. И когда она закончила училище, я видел, что она безусловно очень одаренная девочка. Я с ней готовился к фестивалю. Мы очень много работали не только над техникой, но и над чистотой, и над глубиной образа. И в итоге она получила первую премию, да еще специальный приз Галины Улановой! Это было безумно приятно. Ведь это и моя победа как педагога. Поскольку, знаете, как бывает, что в человека не верят, не дают времени на подготовку. И мы с Асель работали по вечерам, во внеурочное время. У нас сохранились самые теплые человеческие отношения, потому что такое не забывается. Она сумела доказать, что может танцевать. А я еще раз проверил себя, как педагога.
Эдуард Джабашович, спасибо Вам за подробный интересный разговор!
Да, я так сказать, отчитался, рассказал свою жизнь. Но я сомневаюсь, что молодежи интересны воспоминания ветеранов. Сейчас у молодых людей столько забот, столько всего вне искусства…
Мы очень ценим Ваше поколение, и Ваши воспоминания, отношение к искусству балета — большой пример для начинающих артистов.
Надеюсь, что это правда (смеется). Я только хотел рассказать, что даже когда нет блестящих данных, то безумным желанием и трудом можно чего-то в жизни добиться! И сейчас в моем возрасте подводится некий итог жизни. Есть семья, дети, внуки. И думаешь, я все-таки не зря трудился, старался, страдал. Ведь всякое было… У нас же соленая профессия! Она сладкая только в момент успеха.
С супругой Тамарой Закировной Мальбековой
Интервью Вероника Варновская
